По свидетельству Крупской, в самые трудные, переломные моменты революции Ленин часто говорил: «Посоветуемся с Марксом!» – и брался за перечитывание его произведений, хотя Маркс жил и писал в другую эпоху, а Ленин был непримиримым врагом всяческих шаблонов в политике. (...) Ленин подчеркивал, что главное, чему следует учиться у классиков, – это применению общих теоретических положений к конкретной ситуации. А в разных ситуациях одни и те же положения влекут разные практические политические выводы:
«Если принять во внимание, что Германия, с одной стороны, Англия и Америка, – с другой, представляют собой различные стадии капиталистического развития, различные формы господства буржуазии, как класса, во всей политической жизни этих стран, – то указанное сравнение приобретает особенно большое значение, – отмечал Владимир Ильич. – С научной точки зрения, мы наблюдаем здесь образчик материалистической диалектики, уменье выдвинуть на первый план и подчеркнуть различные пункты, различные стороны вопроса в применении к конкретным особенностям тех или иных политических и экономических условий. С точки зрения практической политики и тактики рабочей партии, мы видим здесь образчик того, как творцы «Коммунистического манифеста» определяли задачи борющегося пролетариата применительно к различным этапам национального рабочего движения разных стран».
Россия во времена Ленина также представляла собой особую стадию капиталистического развития, особую форму господства буржуазии как класса. Специфической особенностью этого господства было «поразительное политическое бессилие нашей буржуазии при всем ее экономическом могуществе». И это бессилие коренилось в том, что либеральная буржуазия больше боится демократии, чем Пуришкевичей, революции – чем реакции. (...)
Похоже на современную Россию? На первый взгляд очень. По крайней мере, было похоже до недавнего времени. Вдобавок ныне Россия явно переживает некий переломный политический момент. Так почему бы и нам сегодня не посоветоваться с Лениным на предмет понимания текущей ситуации?
Вот, например, название одной статьи Ленина лета 1905 г.: «Пролетариат борется, буржуазия крадется к власти». Приложимо ли оно к текущему моменту? Вполне. То, что сегодня буржуазия, пользуясь обострением политической обстановки после выборов, крадется к власти, ведя с правящим режимом гласные и негласные переговоры, – это несомненно. Да и социально-политическая физиономия буржуазии мало изменилась со времен Маркса и Ленина. А вот пролетариат… Борется ли он? Даже само его существование отрицается многими левыми теоретиками. А те из них, которые настаивают на его существовании, сходятся в том, что современный пролетариат, как класс производительных наемных работников физического и умственного труда, остается «классом в себе», не имея сколько-нибудь устоявшегося классового сознания и крайне слабо, а то и враждебно реагируя на попытки внести в его среду социалистическую идею. (...)
В современной ему социальной действительности царской России Ленин различал три политических лагеря. В основе этой классификации лежало коренное различие либерализма и демократии в их отношении к царизму.
Первый – правящий – лагерь: помещичья полукрепостническая монархия в союзе с верхними слоями буржуазии – полуазиатской финансовой олигархией (монархисты, националисты, октябристы).
Второй – оппозиционный – лагерь: либеральная буржуазия более-менее «цивилизованного», европейского толка (кадеты, прогрессисты и т.п.).
Третий – революционный – лагерь: мелкобуржуазная (трудовики, меньшевики) и пролетарская (большевики) демократия. То есть, строго говоря, политических лагерей было четыре, но в данном случае Ленин объединял мелкобуржуазную и пролетарскую демократию в «революционную», имея в виду задачи именно буржуазной революции, после решения которых эти демократии неминуемо между собой размежуются.
Посмотрим, находим ли мы что-либо похожее в современной российской действительности через двадцать лет после контрреволюции и реставрации? Первые два лагеря реставрированы в более или менее аналогичном виде – возвратились тени прошлого. (...) Мелкая буржуазия также мало изменилась экономически и политически – то же самое промежуточное положение между хозяйчиком и рабочим, та же ненависть к олигархии и те же политические колебания с уклоном в веру в «доброго царя». Лишь вопрос о «новом пролетариате» остается неурегулированным экономически, но в политике ясно видны три вполне сформировавшихся за двадцать лет политических лагеря: бюрократически-бонапартистский (путинский), буржуазно-либеральный («оранжевый»), демократический (левопатриотический). (...)
В результате внимательного отслеживания обстановки Ленин выделил три основных стадии политических взаимоотношений либерализма и демократии.
Первая стадия (до 1904 года): период нерасчлененности либерализма и демократии в их абстрактно общей оппозиционности абсолютизму.
Вторая стадия (1904–1916 гг.): период размежевания и острой конкуренции либерализма и пролетарской демократии как в борьбе против абсолютизма, так и в борьбе за влияние на мелкобуржуазную демократию.
Третья стадия (1917 г.): период отчаянной борьбы за власть между союзом либерализма и мелкобуржуазной демократии, с одной стороны, и пролетарской демократией – с другой.
Рассмотрим первую стадию несколько более подробно, чем последующие, поскольку в ней явственно различимы черты, роднящие ее с тем, что происходит в России сегодня. Ленин пояснял ее суть на конкретных примерах. Вот один из них. В самом начале прошлого века большой скандал вызвал доклад предводителя дворянства Орловской губернии М.А. Стаховича о необходимости признания законом свободы совести. Черносотенную прессу особенно возмутило то, от кого исходило это ходатайство. Ведь Стахович, писали «Московские ведомости», не столько предводитель дворянства, сколько «Миша» Стахович – весельчак, душа общества, краснобай... «Тем хуже для вас, господа защитники дубины, – отвечал Ленин на страницах «Искры». – Если уже даже весельчаки-помещики заговорили о свободе совести – значит, несть поистине числа тем гнусностям, которые чинят наши попы с нашей полицией». (...)
Обосновывая свою позицию, Ленин отсылал читателей «Искры» к «Коммунистическому манифесту»: «Вспомните слова о поддержке коммунистами всякого революционного движения против существующего строя. Эти слова часто понимают слишком узко, не распространяя их на поддержку либеральной оппозиции. Не следует, однако, забывать, что бывают эпохи, когда всякое столкновение с правительством на почве прогрессивных общественных интересов, как бы мелко оно само по себе ни было, может при известных условиях разгореться в общий пожар. Вот почему наш прямой долг разъяснять пролетариату, расширять и путем активного участия рабочих поддерживать всякий либеральный и демократический протест. Наш прямой долг – вмешиваться во всякий либеральный вопрос, определять свое, социал-демократическое, отношение к нему, принимать меры к тому, чтобы пролетариат активно участвовал в решении этого вопроса и заставлял решать его по-своему».
И еще: «...В борьбе за политическое освобождение у нас много союзников, безучастно относиться к которым непозволительно. Но в то время как наши союзники из буржуазной демократии, борясь за либеральные реформы, всегда будут оглядываться назад, стараясь устроить дело так, чтобы им можно было по-прежнему «есть сытно, спать спокойно и жить весело» на чужой счет, пролетариат пойдет вперед без оглядки до самого конца. Партия пролетариата должна уметь ловить всякого либерала как раз в тот момент, когда он собрался подвинуться на вершок, и заставлять его двинуться на аршин. А упрется, – так мы пойдем вперед без него и через него».
Именно тогда, когда либерал начинает упираться, наступает вторая стадия, положившая начало глубокому и принципиальному расколу большевизма и меньшевизма. Главное различие большевизма и меньшевизма, Ленина и Плеханова состоит в том, что последний не признавал существования принципиальной грани между первой и второй стадией политической эволюции либеральной буржуазии, считая эти две стадии за одну. (...)
Ленин судил иначе. Из буржуазного характера революции вовсе не следует, что ее вождем обязательно должна быть буржуазия. (...) По Ленину, «понятие буржуазной революции недостаточно еще определяет те силы, которые могут одержать победу в такой революции. Возможны и бывали такие буржуазные революции, в которых торговая или торгово-промышленная буржуазия играла роль главной движущей силы. Победа подобных революций была возможна как победа соответствующего слоя буржуазии над ее противниками (вроде привилегированного дворянства или неограниченной монархии). Иначе обстоит дело в России. Победа буржуазной революции у нас невозможна как победа буржуазии. Это кажется парадоксальным, но это факт. Эта особенность не устраняет буржуазного характера революции. Эта особенность обусловливает лишь контрреволюционный характер нашей буржуазии и необходимость диктатуры пролетариата и крестьянства для победы в такой революции».
Поэтому основное содержание второй стадии – не поддержка либералов, а борьба с либералами за влияние на мелкобуржуазную демократию. «Трудовики представляют массы. Их колебания между кадетами и рабочей демократией неизбежно вытекают из классового положения мелких хозяев. Помочь слабым мелкобуржуазным демократам, вырвать их из-под влияния либералов, сплотить лагерь демократии против контрреволюционных кадетов, а не только против правых – такова задача рабочей демократии». (...)
На третьей стадии, после победы Февральской революции, произошел, говоря словами Ленина, классовый сдвиг. «Всякая революция, если это настоящая революция, сводится к классовому сдвигу. В 1904–1916 годах особенно рельефно обрисовалось соотношение классов в России за последние годы царизма. Горстка крепостников-помещиков, возглавляемая Николаем II, была у власти, в теснейшем союзе с магнатами финансового капитала. Либеральная буржуазия, с кадетами во главе, была в оппозиции. Боясь народа больше, чем реакции, она пододвигалась к власти путем соглашательства с монархией. Народ, то есть рабочие и крестьянство, с вожаками, загнанными в подполье, представлял собой «революционную демократию», пролетарскую и мелкобуржуазную. Революция 27 февраля 1917 г. смела монархию и поставила у власти либеральную буржуазию. Эта последняя, действуя в прямом соглашении с англофранцузскими империалистами, хотела маленького дворцового переворота. Ни в каком случае дальше цензовой конституционной монархии идти она не хотела. И когда революция на деле пошла дальше, к полному уничтожению монархии и к созданию Советов, либеральная буржуазия стала сплошь контрреволюционной. В России сейчас демократическая республика, управляемая свободным соглашением политических партий, свободно агитирующих в народе. У власти контрреволюционная буржуазия, по отношению к которой «оппозицией ее величества» стала мелкобуржуазная демократия, именно партии «эсеров» и «меньшевиков». Сущность политики этих партий состоит в соглашательстве с контрреволюционной буржуазией. Эта мелкобуржуазная демократия хочет раздела власти с буржуазией, а не свержения ее, совершенно так же, как кадеты хотели раздела власти с монархией, а не свержения монархии. Кадеты заняли место монархии. Церетели и Черновы заняли место кадетов. Пролетарская демократия заняла место действительно революционной демократии. Партии эсеров и меньшевиков могли бы дать России немало реформ по соглашению с буржуазией. Но объективное положение в мировой политике революционно, из него реформами не выйдешь».
В какой же именно из этих трех стадий политического развития находится сегодня Россия? Да и вообще, приложима ли ленинская схема к нашей современной действительности? Не претендуя на развернутый ответ, наметим лишь его общие хронологические контуры.
До 1991 г. (горбачевская перестройка): «вторая стадия». Классическое негласное сотрудничество бюрократии и «теневиков».
1992–1995 гг.: теперь уже открытое продолжение «второй стадии». Ныне либералы жалеют, что не прыгнули сразу в «третью стадию» – не изгнали номенклатуру, не провели люстрацию. Но Гавриил Попов судил иначе: без бюрократии не обойтись.
1996–1998 гг. (до дефолта): долгожданная, но непрочная «третья стадия». Полная власть «семибанкирщины».
1998–1999 гг.: короткий период левоцентристского правительства Примакова – Маслюкова – Геращенко. Его деятельность явилась хорошей иллюстрацией к ленинским словам, что по соглашению с буржуазией можно было дать России немало реформ. Но… обстановка требовала не реформистских, а революционных действий, к которым левоцентристы были не готовы и в результате быстро сошли со сцены.
1999–2003 гг.: восстановление «второй стадии», тандем Путин – Касьянов.
2004–2011 гг.: ликвидация «второй стадии» и почти полный откат к никогда еще не виданной либералами «первой стадии». Окончательное размежевание «октябристского» и «кадетского» капиталов и сращивание крупнейшего олигархического капитала с бюрократией. Все олигархи, кто был не согласен на такой вариант (Березовский, Ходорковский, Гусинский и др.), теперь либо в бегах, либо сидят. А те, кто при делах – Абрамович, Дерипаска, Лисин и пр., – современные «октябристы».
Стремительно нарастающий откат из второй стадии в первую и породил нынешнюю «оранжевую бузу». В ином случае буржуазия никогда не поддержала бы народный протест против нечестных выборов. Отсюда и разная степень радикализма у разных буржуазных фракций – одни давно уже живут в «первой стадии», а другие пока цепляются за вторую. Но требование у всех одно: политические гарантии неприкосновенности стратегических итогов приватизации и тактических итогов ее текущего передела. Таких гарантий сегодня не существует. Наоборот, бюрократия всех уровней каждый день ясно дает понять буржуазии всех уровней, что ее собственность – понятие условное и зависит только от лояльности, от готовности беспрекословно выполнять любые указания начальства от президента до участкового уполномоченного. Это порядком надоело. Поэтому речь сегодня идет не о «честном слове» Путина или еще какого-нибудь «национального лидера». И не о таком соглашении, которого достигли с Путиным, например Абрамович или Дерипаска. Речь идет о реальном политическом режиме буржуазной демократии для достижения «благоприятного инвестиционного климата». При таком режиме исполнительная власть должна быть подконтрольна «обществу», то есть в конечном счете – денежному мешку. В октябре прошлого года, за два месяца до выборов и начала протестов, Чубайс в одном интервью приблизительно обозначил срок победы такой революции – ближайшие 3–5 лет. Поэтому переговорами о наиболее безболезненном для обеих сторон ее протекании займется личный друг одновременно и Путина, и Чубайса – Кудрин. Речь пойдет об установлении положения, промежуточного между второй и третьей стадией. Только и всего.
На этот не особо радостный факт указывали в свое время и народники, и анархисты, и «экономисты», делая из него вывод, что бороться за буржуазную демократию бесполезно. (...) Ленин смотрел на этот вопрос иначе: демократия, даже буржуазная и лицемерная, необходима пролетариату для борьбы за социализм. Но бороться за демократию тоже можно по-разному. Либо слившись с либералами в едином порыве – это если мы переживаем «первую стадию». Либо борясь с либералами за влияние на массу населения, пропитанную мелкобуржуазными иллюзиями и предрассудками – если мы уже во «второй стадии». Пока что страна находится на грани между ними. Поэтому не только буржуазные фракции, но и разные фракции левой оппозиции придерживаются разных тактик. Но балансирование на грани не может продолжаться долго. Весьма скоро – значительно раньше, чем прогнозирует Чубайс, – ситуация должна свалиться в ту или иную сторону. И вот как раз за процессом сваливания нельзя пассивно наблюдать. Усилия левой оппозиции следует направить против путинского абсолютизма (бонапартизма), но не для того, чтобы поддержать либералов, а для того, чтобы опередить их в борьбе с абсолютизмом.
«Советская Россия».
(Печатается в сокращении.)